Всего меридианов сто восемьдесят, и все они, в принципе, произвольны. Исходный меридиан, который кое-кто называет нулевым, может проходить где угодно, поскольку ни на земле, ни на небе нет знаков, которые указывали бы его местонахождение. Форма Земли, подобная сферической, позволяет любой меридиан считать начальным, каждый из них может претендовать на столь почетное звание.

И потому, до того как Гринвич, по всеобщему согласию, был признан начальным меридианом, в каждой стране был свой собственный начальный меридиан… – Я отпил еще один глоток и посмотрел на них, вытирая губы салфеткой. – Вы следите за моей мыслью?

– Разумеется. – Глаза темной стали смотрели на меня очень пристально, и я мог только восхищаться таким хладнокровием. – ...Короче говоря, иезуиты пользовались своим собственным меридианом.

– Совершенно верно. Но я терпеть не могу говорить коротко.

Кой медленно опустил голову, это был знак согласия и в то же время – полного изнеможения. Он взял свой стакан и на сей раз сделал глоток. Очень большой глоток.

– Значит, – сказала Танжер, – поправки, которые мы внесли в соответствии с вашими таблицами, надо было делать не относительно меридиана Кадиса…

– Конечно, нет. Их надо было делать относительного того тайного меридиана, которым иезуиты пользовались в тысяча семьсот шестьдесят седьмом году для исчисления долготы на борту своих кораблей. – Я помолчал и улыбнулся, глядя на них. – Вы понимаете, к чему я клоню?

– Черт побери, – сказал Кой. – Выкладывайте поскорее.

Я просто восхищался им. По-моему, я уже говорил вам, что этот человек все больше и больше нравился мне.

– Дорогой друг, не лишайте меня удовольствия чуть-чуть потянуть с развязкой. Не лишайте меня его… Вам нужен меридиан, который соответствует 5°40' к западу от Гринвича. И проходит он точно по школе космографии, географии и навигации, а также астрономической обсерватории, которые до изгнания в тысяча семьсот шестьдесят седьмом году принадлежали иезуитам и назывались Колехио Реаль де ла Компания де Хесус, а теперь это – Универсидад Понтифика….

Я сделал последнюю театральную паузу – але-оп, дамы и кабальеро, – и вытащил кролика из цилиндра. Хорошего кролика, белого, пушистого, с полной безмятежностью грызущего свою морковку.

– ..в нескольких метрах от колокольни кафедрального собора Саламанки.

Секунд на пять повисло глухое молчание. Сначала они переглянулись между собой, потом Танжер сказала: быть не может. Очень тихо сказала: быть не может, и посмотрела на меня, как на марсианина.

Вес словах не было ни возражения, ни недоверия, это была жалоба. В свободном переводе это означало: я – дура.

– Боюсь, что да, – обострил я ситуацию.

– Но это же означает…

– Это означает, – перебил я ее, не желая уступать главную роль, – что на этой широте, между меридианом Саламанки и академией Гуардиамаринас в Кадисе, на многих картах в тысяча семьсот шестьдесят седьмом году еще нужно было учитывать разницу в сорок пять минут…

Произнося эту свою реплику, я с помощью двух столовых приборов, куска хлеба и стакана примерно изобразил юго-восточное побережье Испании.

Стакан стоял в середине и обозначал Картахену, а конец вилки – мыс Палое. Конечно, не карта Уррутии, но все-таки совсем неплохо, правда, кое-чего не хватало. И клетки скатерти прекрасно исполнили роль параллелей и меридианов на сферической карте.

– А вы, – завершил я свою роль, передвигая палец по клеточкам скатерти в сторону вилки, – искали ваш корабль на тридцать шесть миль западнее того места, где он находится.

XIV

Тайна зеленых лангустов

В предрассветном тумане они шли на восток, вдоль параллели 37°32', слегка отклоняясь на норд, чтобы выиграть минуту широты. Привинченный к переборке латунный барометр ушел вправо, стрелка его стояла на 1022 миллибарах. Ветра не было, доски палубы слегка подрагивали в такт мотору. Туман начал рассеиваться, и если за кормой он оставался еще плотным, серым, то спереди по курсу иногда уже пробивались сияющие солнечные лучи и открывались в тумане золотистые прогалины наступающего дня, а по траверзу с левого борта то проступали, то исчезали фантастические очертания высокого темного берега.

За курсом «Карпанты» следил в кокпите Пилото, а внизу, в каюте, склонившись над столом, как примерная ученица, которая старательно готовится к экзамену, Танжер, вооружившись штурманской линейкой, циркулем, карандашом и ластиком, расчерчивала на квадраты карту номер 464 Института гидрографии:

«От мыса Тиньосо до мыса Палое». Кой сидел рядом и пил кофе со сгущенным молоком, наблюдая, как она чертит и высчитывает расстояния. Всю ночь они провели за работой, и когда Пилото проснулся – еще до рассвета – и отдал швартовы, у них уже была подготовлена карта нового района поисков. Центр его находился на 37°33' северной широты 0°45' западной долготы. При свете лампы Танжер терпеливо и очень аккуратно размечала прямоугольник – полторы мили на две с половиной на юг от Пунта-Сека, в шести милях на юго-запад от мыса Палое, – на параллельные полосы шириной в пятьдесят метров.

… Однако же, после того, как ветер перешел на норд и уже в виду мыса, на бригантине были поставлены дополнительные паруса ради того, чтобы уйти от преследования, коему она подвергалась, фортуна оказалась к ней неблагосклонна, она потеряла фок-мачту и вступила в ближний и очень ожесточенный бой с шебекой.

Итак, она потеряла фок-мачту и почти всю палубную команду убитыми и ранеными, поскольку шебека вела обстрел шрапнелью, но, согласно утверждению очевидца, в то время, как шебека уже изготовилась взять бригантину на абордаж, загорелся один из нижних парусов, И огонь, по всей видимости, достиг порохового погреба; шебека взорвалась, но фортуна не стала благосклоннее к бригантине, ибо взрывом снесло грот-мачту. По утверждению очевидца, спастись удалось лишь ему одному, поскольку он умея плавать и достиг шлюпки, коя была спущена с бригантины перед боем, в сей шлюпке он провел остаток дня и всю ночь, в одиннадцать же часов следующего дня он был подобран тартаной «Вирхен де лос Паралес». Согласно утверждениям очевидца, бригантина и шебека затонули в двух милях от берега на 37°32' северной широты и 4°51' восточной долготы. Сии координаты соответствуют координатам, записанным на полулисте бумаги, находившемся у него в кармане, ибо шкипер, определив их по сферической карте Уррутии, велел очевидцу внести их в вахтенный журнал, однако же времени на это у него недостало, поскольку сразу же завязался бой. Очевидец был помещен в морской госпиталь сего города с тем, чтобы в дальнейшем продолжить его опрос и выяснение деталей случившегося.

На следующий день Его Светлость сеньор Адмирал затребовал дополнительные сведения, однако же очевидец исчез из пределов госпиталя, и его местонахождение до сих пор не установлено. В связи с этим последним обстоятельством Его Светлость сеньор Адмирал повелел начать розыск и вести его всеми имеющимися средствами. Писано в Картахене, восьмого февраля одна тысяча семьсот шестьдесят седьмого года капитан-лейтенантом Рикардо Долареа.

Все совпадало. Они обсуждали это во всех мельчайших деталях, анализировали каждый штрих этой посмертной, отчаянной шутки, которую с ними да и со всеми остальными сыграли призраки двух иезуитов и погибших моряков с «Деи Глории». Развернув карту номер 4б4, сверяясь с береговой линией в верхней ее части, Кой с помощью циркуля легко определил в цифрах совершенную ими ошибку. В ту ночь с 3 на 4 февраля 1767 года, стремясь оторваться от погони, бригантина шла гораздо быстрее, чем они предполагали раньше, и на рассвете находилась не на юго-запад от мыса Тиньосо и Картахены, а давно их миновала. В тот час она была уже на юго-восток от Картахены, а мыс, который видели моряки впереди по курсу, был не мыс Тиньосо, а мыс Палое.